…им «кут» не заканчиваются выделением или невыделением тени.

Русская «душа» остается неизменно монолитной в отношении к живым и мёртвым. Якутский же «кут» остается цельным неделимым только у живых существ. После смерти существа его цельный кут разлагается на три составных: воздушный кут, водяной кут и земляной кут. Короче, распад тела мёртвого ведёт к распаду его кут. Непризнававшая абстракций диринговая первобытность и понятие «кут» заставляет гнить и распадаться на составные гниющего мяса: на воздух с запахом, на испаряющуюся водяную часть и на часть, превращающуюся потом в землю. Не поняв данное копирование процесса гниения мяса, шаманисты уверяют, будто кут у якутов даже у живых (ещё не сгнивших) состоит из воздушного, водяного и земляного кут. Одновременно они добавляют сюда ещё «материнский» кут (ийэ кут) без «отцовского кут».

Понятие о распаде кут мертвеца на три составных гниющего тела — явно понятие, связанное с арангасами, т.е. с воздушными захоронениями и их перезахоронениями. Когда воздушное захоронение сгнивало и падало, потомки обязаны были «поднять кости» — «кемус унгуохпун кэтэ5уэ» (дословно: «поднимет и перехоронит мои серебряные кости»). При таком многовековом перезахоронении не могли не заметить, что происходит с телом мертвеца. Они воочию видели, что и с телом покойника происходит то же самое, что и с телом погибшего животного. Вот и понятие о распаде кут после смерти на воду, воздух и землю, ибо и кости впоследствии превращаются в землю. А где в тех остатках «материнское» или «отцовское»? Следовательно, никакого полового кут не могло быть создано древними перехоронителями арангасов. Кстати, и в послехристианских закапываниях покойника в землю могильники в Якутии продолжают называть по-арангасному «костяк» (киhи yнгуo5a). Русское понятие «душа», очевидно, потому не делит душу мертвеца на ее воздушную, водяную и земляную части, что никогда не имело дела с воздушными захоронениями и перезахоронениями одних костных остатков. Якутская поговорка «Хой баhын тойуга» — «Песенка обветшавшего черепа», явно сохранила времена перехоронения таких воздушных арангасов ещё в юкагиро-угро-самодиязычное время предков якутов, ибо «череп» - только по-юкагирски «койл».

Удивительно то, что очеловечив при помощи кут и сюр все живые существа, впоследствии диринговцы оказались вынуждены применить тот же «кут» и на самих себя. Так, мини-человек - человек «кут» поселился и внутри самого человека.

Глава 5. Кут-сюр и идея бессмертия

На первых порах очеловечивание всего и вся не составляло язычество. Оно было только методом «дипломатии» раннего человечества с окружающей природной средой. Тогдашний человек ещё не говорил заносчиво: «Я — царь природы». Он чувствовал себя лишь равноправным членом природного сообщества. И, как равный, относился ко всему по модели обращения со своими соплеменниками. Это помогало ему безболезненно вписываться в любую природную среду вплоть до очень экстремальных. Тот же метод помог его начальным успешным шагам в направлении приручения диких растений и животных. Обращение к растениям как к живым людям дало первые азы терпеливого ухода за приручаемыми дикими растениями. Без обращения к окультуриваемым растениям как к живым существам и без внимательного ухода с «угощениями» («подкормкой»), окультуривание сорвалось бы с первых же попыток, приведя только к неудачам. Преимущественно на «угощениях» и добрых отношениях по образцу «дипломатия с людьми», были организованы первые шаги «дружбы» с хищниками, приручение птиц, предков домашних животных.

Язычество как верование у диринговцев, очевидно, пошло рождаться с того рубежа, когда иччи неодушевлённых и кут-сюр живых существ стали отрываться от неодушевлённых предметов и живых существ в виде абсолютно самостоятельных человечков со своими индивидуальными характерами и со своими волеизъявлениями. Выделение их в виде самостоятельных независимых существ привело к представлению о том, что иччи и сюр-кут могут жить и самостоятельно, и внутри субъекта, чьим представителем они являются. Так, по той версии, иччи вихря холорук может существовать, и живя внутри холорук, и разгуливать самостоятельно, оставив на время свой холорук. У живых существ так же их человечки сюр-кут, по поверьям, могли отойти от своих хозяев временно или насовсем. Считалось, что временный уход кут и сюр вызывал болезнь их хозяина, и последний умирал, когда кут и сюр оставляли его насовсем.

Так, изначально безобидное сопоставление всей окружающей природы с человеком в дальнейшей своей разгонке и абстракции пошло объяснять причину жизни и смерти именно присутствием и уходом того человечка, названного духом иччи и душой сюр-кут. При этом для последовательности пришлось снабдить и самого человека тем же маленьким человечком, именуемым «душой», прежде приписываемым лишь друцим живым существам, уподобляемым людям, но не самому человеку. Отсюда, каждый человек получался двойным человеком: телесным оболочным и живущим внутри него человечком-душой.

С указанного времени любую болезнь стали объяснять или болезнью того внутреннего человечка-души или его временным оставлением телесной оболочки, т.е. человека, по разным причинам. Тут пошли выдумывания разных ухищрений по возврату в тело ушедшей души или лечению ее недуга. Короче, начали рождаться волшебства и знахарства, пока в виде индивидуальной самодеятельности и фантазии. На том этапе они находились очень долго до выделения жречества. Многие язычества планеты так и не доросли до жречества — этапа социальных религий.

Объяснение жизни и смерти присутствием или уходом из тела души или внутреннего человечка почти само по себе привело к идее о бессмертии, точнее, к натуральной религии. Говоря иначе, любого вида религия есть не что иное, как идея о бессмертии. А идея о бессмертии — та соломинка, за которую хватаются все до последнего вздоха. Если ещё точнее, религия — универсальный вид надежды на спасение от любых безысходностей. Отсюда вполне понятна зависимость степени религиозности от степени устойчивости жизни и уверенности в завтрашнем дне.

Основой идеи о бессмертии, видимо, стало сопоставление продолжительности жизни духов (иччи) неодушевлённых предметов и душ (сюр-кут) живых существ. Если «жизнь» первых казалась почти бесконечной, то жизнь вторых была слишком короткой. Между тем, и духи неодушевлённых и души живых существ выставлены в одинаковом человеческом облике. И тут явно не потребовалось большой фантазии, чтобы сделать искусственно одинаковыми не только их облики, но и продолжительность их жизней. При этом, разумеется, не сократили долгую жизнь духов неодушевлённых, а продлили до бесконечности жизнь душ живых существ. Способствовала подобному продлению мысль об отделении душ от живых существ, когда те умирали или болели. Здесь невольно получилось так, как будто души уходили от умирающего и больного тела для избегания гибели вместе с умирающим телом. Оставалось в дальнейшем лишь «устроить» бестелесную жизнь осиротевшей душе.

Устройство загробной жизни обессмертившихся душ живых существ прошло свою эволюцию соответственно эволюции социальных строев и уровней развития. Внутри общности схем эволюции варьировали внутренние детали, отражая различия климатических условий, типа занятий и уклада жизни.

Поскольку духи неодушевлённых и души одушевлённых были объявлены бессмертными, возникала угроза переполнения Вселенной духами и душами усопших. Об этом не потрудились подумать социальные религии. Они копят души грешников всех времён в подземной тюрьме - в аду. Как они там умещаются - уму непостижимо. Со временем придумают, очевидно, брикетирование и прессование их в складах ада. Иначе в будущем свободного места в аду станет все меньше и меньше, и грешникам придется стоять столетиями в очередях, чтобы попасть в ад. А места в раю хватит всегда, ибо во Вселенной просторов предостаточно.

Первобытные же люди остались верны принципу своего безотходного хозяйствования и в деле утилизации духов и душ умерших. Чтобы они не болтались без дела, души умерших вкладывали в новорождающиеся существа. Таким образом, одна и та же душа, перекладываемая каждый раз в новое существо после смерти прежнего, за свой долгий век могла жить в очень разных видах: то зверем, то птицей, то рыбой, то насекомым и т.п. Из учета того, кем была душа родоначальника рода и племени определялся тотем. Например, если душа родоначальника племени Куу, Куулат, Куу-лар до этого была лебедем, то птица лебедь становилась тотемом этого племени.

Глава 6. Диринговцы о загробной жизни

Религия - зеркало социального строя, создавшего ее. А описание загробной жизни - точнейшая копия повседневной жизни тех, кто создавал данное описание. Следовательно, в описании загробной жизни дохристианского язычества Якутии, как в документальной киноленте, обрисована редчайшая копия всей дорусской жизни якутян.

Согласно тем описаниям, души умерших якутян, подобно птицам леса, живут на деревьях, т.е. в воздушных гробницах арангас. От этого проживания на деревьях и берет начало деление шаманов на ранги «по высоте сучьев», мол, «на сук выше» или «на сук ниже». Указанные «сучья» показывают то дерево, где висит арангас шамана. Отсутствие неарангасовых видов проживания душ мёртвых свидетельствует о том, что дорусские предки якутов исконно были только лесным народом, не имевшим иных видов захоронений, кроме арангасов на деревьях. Их шаманизм, мерявший ранги шаманов единственно лишь по высоте расположения сука на стволе дерева, был также шаманизмом только зоны тайги. Иначе «сила шамана» измерялась бы не высотой сука, а другими единицами.

Вечность души умершего заключается в ее вечном проживании в той арангасной гробнице. Только ее жизнь там не назвать райской. Она навсегда лишена права увидеть солнце. Как душа мертвеца, она обязана лежать в своей гробнице от ночи до ночи, не смея появляться в светлое время дня вне гробницы. Ей позволялось вылезать из арангаса только ночью после полного исчезновения дневного света. Так она могла бродить по поверхности земли до конца ночи. Она не могла уйти далеко от своей гробницы, ибо, если к рассвету она не окажется у себя в арангасе, ее ожидали несчитанные беды. «Уйатын булбатах абааhы курдук» — «как дьявол, застигнутый белым днём вне гробницы» - говорится в поговорке о подобной беде нерасчетливой души умершего. Таким образом, ночные прогулки души мертвеца ограничивались радиусом возврата ее обратно в арангас до конца ночи.

Для сохранения иллюзий вечности души предка установлен обычай «поднятия костей» «унгуох кэтэ5уутэ» («кэмус yнгyox кэтэ5уутэ»). По тому обычаю, потомки были обязаны перехоронить кости предка, если они выпадут из истлевшей гробницы или когда рухнет ствол, на котором покоился арангас. Тот обряд сложный. Поэтому якуты по сей день намогильник называют «костяком человека» — «киhи унгуо5а». При невоздушном захоронении и без древнего обычая «поднятия костяка» намогильное сооружение называлось бы иным термином, и был бы установлен другой обычай ухода за могилой.

Учитывая ограниченность во времени ночных прогулок душ мёртвых, сами умирающие перед смертью указывали место, где им хочется лежать после смерти. Невыполнение подобной просьбы никогда не случалось, ибо подобная воля умирающего обязательна для выполнения. Местами нахождения арангасов всегда становились сухие высоты у дорог, открывающие широту и дальность обзора местности. Шаманы и на том свете любили уединяться. Их арангасы были одиночными. Встречались семейные группы арангасов. Однако и там количество арангасов не было значительным. Зависело от разбросанности поодиночке усадеб и стойбищ якутян. Да и порицалось скопление на одном месте значительного количества арангасов из-за экологических расчетов. Говоря иначе, древние и душами мёртвых не желали перегружать экологию.

Как вытекает из анализа типов захоронений и похоронных обрядов, дохристианское диринговое язычество Якутии почти стопроцентно сохраняло свои древнедиринговые первобытные взгляды на загробную жизнь. До указанного рубежа в их представлениях загробная жизнь человека ничем не отличалась от загробной жизни любых живых существ. Полновластное господство подобного взгляда вытекает из типов захоронений. Все их виды объединяет единое стремление избавить труп «от скверны» (киртэн, дьайтан). Под «скверной» у них всех понималось спасение костей от утери и обгладывания хищниками. Например, считалось, что в человеческом костяке 507 костей и ни одна из них не должна быть утеряна или съедена хищниками. При сохранении всего того комплекта, сохранение анатомического склада не считалось важным. Так, тундровики специально разрезали труп на куски, не ломая костей, и раскладывали так, чтобы кости были очищены от мяса любым путём, но без участия крупных хищников, способных испортить, уничтожить или унести косточку. Тут допускалось и отгнивание, и выклевывание пташками и червями. По очищению от мяса, кости собирали, упаковывали в любой подручный оберточный материал с укладыванием потом в хорошо сохраняемые места. Бытует легенда явно позднего и несбыточного происхождения о том, будто бы юкагиры одулы все 507 костей родича делили между всеми членами рода, и каждый хранил свою долю как амулет, особо почитая череп койл. Поздняя надуманность здесь всплывает из-за святотатственного нарушения обязательности сохранения всех 507 костей вместе. Разнос же по частям тех костей помешал бы воскрешению души мертвеца из-за недостачи той или иной косточки. По подобному поводу принято говорить: «Были бы кости, а мясо нарастёт» (унгуо5а эрэ буоллун, этэ уунуэ). Близкой к истине из той поздней выдумки остается лишь мысль о почитании черепа койл. У якутов родов Одун, Оту, Уотту, Онту, Уодай, Уэдэй, Уэдугэй, и пр. до недавнего времени сохранился тот, оставшийся от их одульского этапа, обычай дачи всевозможных клятв перед черепом, в особенности конским. Отголоском тех древних времён и является поговорка: «Хой баhын тойуга» (песенка обветшавшего черепа).

В северо-восточной части Якутии местами встречалось и трупосожжение. Тут уничтожение огнём костей равнялось полному сохранению скелета без утери. Вытекало подобное представление от священности и всеочистительности огня.

Остальные типы дохристианских захоронений Якутии точно копируют методы и способы запасания мяса и рыбы впрок. Например, на стволах деревьев воздушный арангас и надземный срубной арангас - точные копии холбо - ящика или корыта для запасания рыбы и мяса впрок. В таких же коробах и урнах запасали «сыму», «липпэ», «лыыба». В местах обилия пластинчатых плит камня, короба из плитняка одинаково шли и для надземных плитняковых коробов «таас арангас» и на таас холбо для «сыма», «липпэ» и «лыыба». Естественные ямки, гроты, пещерки и коробовидные углубления на скалах также одинаково применялись и для запасания пищи впрок, и для захоронений «таас арангас».

Таким образом, до христианизации Якутия не имела намогильных сооружений, копировавших жилища живых людей. Говоря иначе, якутяне продолжали смотреть на мертвецов как на обыкновенную тушу любого живого существа и для его сохранения применяли методы хранения мяса и рыбы впрок. Обращение с костями крупных животных (медведя, лося) почти одинаково с обращением с костями покойников. Например, у убитого медведя кости не ломали, тщательно собирали и складывали в прутковый арангас на развилине дерева. Раньше также было принято собирать все кости лося и складывать на «дэлкэн» на деревьях, т.е. на разновидности арангаса. На всех тех арангасах не было ни сэргэ, ни крестов и других поздних украшений. Короче, дохристианское язычество Якутии имело лишь смутное представление о загробной жизни, но ещё не додумалось до попыток благоустройства жизни мертвецов по образцу жизни живых людей. Поэтому мертвецам они ещё не строили жилищ для проживания на том свете. Считалось вполне достаточным обеспечить мертвецам лишь сохранение их костей в чистоте без скверны, без выделения хранения их костяка от хранения костяка почитаемых животных (медведя, лошади, лося и т.п.).

Чтобы не вертеть в руках оторванные куски явлений, рассмотрим ещё раз подробнее, каким видело дорусское дирин-говое язычество загробный мир.

По его представлениям, загробный мир не делился на рай и ад, т.е. не было и представления о верхнем, среднем и нижнем мирах. Поскольку у дорусских диринговцев не было курортной жизни богатых, не имелось царей, господ и власти, диринговцами не созданы цари и диктаторы духов и душ – боги. Из-за отсутствия последних, небо ещё не превращено в обиталище богов. Небо тогда считалось заселенным обыкновенными, земного типа, людьми в лице членов семей небесных светил (солнца, звезд) и небесных «абаасы» (дьяволов) - посылателей на землю зимних морозов и летней жары. Численно те абаасы считались преобладающими в числе «небесных людей». Не знавшая этажности жилищ, дорусская Якутия полагала, что семьи небесных светил и небесных дьяволов жили вперемешку друг с другом на единой плоскости неба. Получилось так, будто небо превращено в преимущественное обиталище небесных абаасы. Короче, небо тогда заменяло библейского типа ад.

Поскольку не было закапывания покойников в землю, не было и подземного царства. И загробный мир без ада и рая все же был создан.

Диринговое язычество умудрилось поместить посменно мир живых и мир мёртвых на одной общей поверхности Земли. Ночное время отводилось мёртвым, а дневное — живым. Первых называли «тёмными и чёрными силами», а вторых — «светлыми, солнечными» (сырдык куннээх, кунуску) айыы. Так, все живые существа, из-за проживания в солнечное время, и их живые души оптом называли «К-н Айыы». К этой категории относились все души живых существ и сами живые существа. Люди, звери, птицы, рыбы, гады составляли главный контингент айыы. Сегодняшние якутяне неправильно считают, что айыы есть божество. Отличительная черта дневных айыы — наличие тени: именно отсутствием тени и изобличали души мёртвых, появившихся, вопреки запрету, в дневное время. Последних относили к категории самых злейших абаасы и называли «илэ» от угро-самодийского «йунг», «ийинг» — «живой дьявол» (тыыннаах абааhы). Этим «йунг», или адаптированно «ойун», окрестили шаманов, как дьяволов в живом человеческом облике. Вот почему их и презирали, по доброй воле не вступали с ними в брак. Одновременно их вынужденно почитали из-за боязни. Шаман был пугалом, живым дьяволом, посредником между живыми и мёртвыми.

Понятия «грех» у дирингового язычества явно не было. Это видно из того, что души мёртвых не делили на грешников и безгрешных. Все они жили одинаково в своих арангасах. Да и понятие «айыы» - «грех» в звуковом и этимологическом смысле сливается с понятием тоже «айыы» - «дневное живое существо». Оправославленное нововведение о грехе в данном случае дало явную осечку, превратив возглас «айыы» в понятие «грешно». Однако о нём будет подробнее изложено в главе о шаманизме.

Нет даже намёков на наличие поощрительных мер в загробной жизни душам покойников за их примерное поведение в социальных и религиозных делах, когда те души были живыми существами. Нет также мер наказания их за прошлые грехи. Что-то похожее на наказание за грехи встречается лишь в понятии «yёp» и «yёp сюрюк». Это дьяволы, отличавшиеся своей свирепостью и появлением даже в дневное время вопреки запретам. Их иногда называли «илэ yёp». Таковыми становились души самоубийц. Живых стращали превращением их душ после смерти в уэр. Одновременно имело место мнение о превращении душ самоубийц в некое «айыыта». Например, Бологур айыыта, Алтай айыыта, Абака айыыта, т.е. историческая Абакайаада - жена С.Дежнева по имени Сычю.

Понятие об этих айыыта, или айыы, симптоматично, двойственно. К числу подобных самоубийц обычно относили женщин — жертв жестокой судьбы. Поэтому отношение к ним было сочувственным. В то сочувствие примешивалось общее осуждение на накладывание рук на себя. Отсюда, айыы или айыыта занимали положение между дьяволом «yёp» и добрым «кут». Как «уёр» она оставалась опасным дьяволом — грозой своих врагов. Одновременно она становилась доброй помощницей натерпевшимся. Натерпевшиеся от жестокостей обращались к ней за помощью в делах мести и облегчения судьбы. Здесь слово айыы приобретало и понятие грех (за самоубийство), и что-то напоминающее русских великомучениц, как жертва жестокостей, и как дьявол уёр. Обычно имя таковых табуировалось и считалось небезопасным вспоминать и произносить их имя. Громко называли по имени только в крайностях. Вот таково неодинаковое применение термина айыы.

Глава 7. Дьяволы (абаасы) диринговцев

Абааhы или абачи — слово не тюркское, а угро-самоди-язычного происхождения: как и кичи (киЬи), оно состоит из пары слов. Если в кичи (киhи) дважды повторяется «человек-человек» из «ки» — «человек» и «чи» — «человек», то в аба чи (абаасы) также повторяется дважды «человек-человек» с заменой первого слова понятием «мёртвый человек» — «аба». Отсюда, абааhы — мёртвый человек. Короче, дьявол диринговцев — тот же человек, но «мёртвый человек», т.е. душа его.

Из анализа всех накопленных представлений дохристианского времени Якутии явственно вырисовывается понимание под термином абааhы — мёртвый антипод живой жизни. Отсюда вытекали два вывода: во-первых, главным контингентом абааhы были души умерших людей, и, во-вторых, душа каждого умершего становилась потенциальным кандидатом в абаасы.

Именно этой возможностью превратиться после смерти в абаасы дорусское язычество припугивало своих верующих подобно тому, как христиане стращали адом. Считалось, что после смерти превращались в абааhы только люди с дурными нравственными качествами: завистники, бессовестные, жестокие и обладатели «чёрных дум». Короче, превращение после смерти в абааhы заменяло в дорусской Якутии отсутствовавшее представление о библейском аде. Перспектива превратиться после смерти в абааhы пугала тогдашних якутян не меньше, чем поздняя перспектива попасть в библейский ад. Выходит, и дорусская первобытность Якутии не обходилась без выдумки нравственного ада.

Обязанностями абааhы были кража и пожирание душ живых, а также получение садистского удовольствия от измывательства над душами. Выделены профессиональные абаасы. В качестве этех абааhыта обычно выступала душа брюзгливого старца. «Дьиэ абааhыта» обрисовывали в облике старой-престарой старухи, бесконечно искавшей лоскутки кожи от старых подошв, обрезки меха от кройки и лоскутки старой одежды, бусины, поломанные остатки украшений. От тех занятий её прозвали Симэхсин Эмээхсин. Здесь «симэх» - украшение. А «симэхсин» — собирательница старых украшений. Якуто-русскоязычные позже ее прозвали по-русски Баба-Яга (в якутской адаптации – «Дьэгэ Бааба»). При этом прозвавшие ту старушку Бабой-Ягой вовсе и не подозревали о том, что исторически русская Баба-Яга была вовсе не старухой, а золотоордынским чиновником Бабай Ага. При многократном повторении скороговоркой «Бабай Ага» в русских ушах слышалось «Баба-Яга». Им пугали детей.

Якутские подражатели чужих новинок ту Бабу-Ягу перенесли на «Симэхсин Эмээхсин». В послерусское время на «дьиэ абааhыта» перенесён русский домовой или «соседка» (в адаптации «Чеч-эккэ»). Были ещё абааhы, пожирающие детей, телят, жеребят и т.п. «Кэрэх абааhыта» была охранительницей арангасов и жертвенных деревьев. «Кэрэх» - единственное тюркское слово, проникшее в язычество не по назначению. «Керак» по-тюркски «надо» («Нма кэрак?» - Что надо?), а словом «кэрэх» сагаязычие невпопад назвало чучело из кожи жертвенного животного, подвешиваемое на дерево. «Ойун абааhылара» - шаманские абааhы в виде душ мёртвых птиц, хищных животных и разных уродов. «Кэриим абааhылара» - души умерших, сопровождавшие душу покойника в первые 40 дней, при её последнем обходе родных мест. «Дойду, сир абааhылара» - злая часть из духов местностей.

Имеют место два типа абааhы, выставляемые за якобы военные. Это «Илбис» и «Ohoл». В отличие от всех остальных, эти два близнеца имеют не древнеугро-самодийскую терминологию. Названия им придуманы на сага-якутском языке XIX-XX вв. Указанные названия имеют типично поздний описательный характер, какой не встречается среди языческих терминов древнего происхождения. Более того, слова «илбис» и «ohoл», скорее, не названия самих абааhы, а названия повседневных травм производственного характера. Например, «оhол» от «оhуй», «оhуйбут» - травма костей, показывающая трещину и неполный излом. А «илбис» от слова «илбирий», «илбиркэй» - травмы мятого, изорванного типа. Оба типа ранений типичны для бытовых ушибов, а не военных ран. Судя по оружию, военные травмы того времени должны были иметь колотый и рубленый типы. При описательном образовании терминов, те военные травмы имели бы иную терминологию, чем бытовые измятость («илбис», «илбирийбит») и трещины («оhуйбут», «оhол»). Да и сами «абааhы оhол» и «илбис» обрисованы не в виде военных дьяволов. «Оhол уолаттара» дословно означает «мальчишки по трещинам костей», а «илбис кыргыттара» в переводе - «дёвчонки из измятых ран». Короче, те абааhы профессионализированы по травмам неразумных шалопаев из мальчишек и девчонок. О наличии таких взрослых абааhы не говорится. А война — не дело мальчишек и девчонок. За отсутствием подлинно военных абааhы у исконно мирного народа, поздним реформаторам язычества явно пришлось приспособить под военные абааhы дьяволов детского травматизма.

Как видите, исконно местные дьяволы якутов полностью оправдывают своё древнейшее односложное название абааhы или «аба чи» — мёртвый человек, ибо почти все абааhы оказались составленными из душ одних мёртвых людей. Из душ мёртвых других существ участвуют души одних шамански:; дьяволов. Последние состоят из душ хищников («аы х аста-ах»), «когтистых» пернатых («ты х ырахтаах») и вещих птиц («тыллаахтар»). Из сил природы почти нет односторонне отнесённых к дьяволам, за исключением небесных абааhы - посылателей зимних стуж. Остальные духи стихий занимают дипломатично осторожную середину - позицию между дьяволами и богами. В гневе они рвут и мечут, а в милости становятся богами. Не гневящихся духов стихий у якутов практически нет. Они все и опасны, и милостивы. Их трудно отнести и к богам, и к абааhы. Из сил природы остается загадочной принадлежность якутского духа «сибиэн». Дух «сиб» является общесамодийским: «сибчи», «сибучи» встречаются у энцев и нганасан. У эвенков он выступает как промысловый человекообразный дух под названием «сэбэки». Часть якутов «сэбэки» считает покровителем охотничьего промысла, т.е. Байанаем. Однако часть их «сэбэки» в виде «сибиэн» («сиб йи») считает то домовым абааhы, то абааhы местности. В роли абааhы местности «Сибиэн» игрив, шаловлив и добродушен, т.е. наделен чертами полубогов. У поздних профессионализированных абааhы с позднеякутскими терминами типична неустойчивость характерных названий. Их имена в каждой местности каждый индивид выдумывает по своему усмотрению. Их никто не собирал и не классифицировал. Это вконец запутало фольклористов и шаманистов.

Отсутствие понятий об аде и рае, а также неуточненность того, как и за что души мёртвых могли быть превращены в абааhы, насовсем запутало представление послерусских якутов о загробном мире: одни взгляды перебивали другие.

Оставалась отчетливой лишь версия о бессмертии духов неодушевлённых и душ живых существ. Однако понятие об их бессмертии перебивалось версиями о гибели части душ или идеями о пожирании душ шаманами, дьяволами и злыми духами. Часть душ мёртвых вкладывалась в новорождающиеся живые существа. Так сама по себе возникла идея второго и более рождений. Так, при втором своём рождении душа мёртвого могла стать птичкой, зверем, животным и пр. Считалось, что и при втором рождении удачливый мог родиться опять человеком. Повторные рождения несколько раз обычно приписывались знаменитым шаманам. Бывшие вилюйские нанагиры своим общим предком считали шамана по имени «Аадьа» из озера «Эдьээн». Говорили, будто он родился повторно где-то на Севере у «Ыт Сылгылаах» (дословно: у собако-конных), т.е. у ездивших на собаках. Третье его рождение ожидали вблизи г. Якутска. То его третье рождение считали временем полной утраты якутами сагаязычия и обычного якутского облика лица. «Они станут бородатыми, белолицыми, говорящими на нескольких языках», - говорилось в преданиях о нём.

Говоря о перерождении, всегда практичные якуты вовсе и не пытались объяснить, каким образом собираются воедино воздушная, водная и земляная части разложившейся после смерти души живых существ.

Глава 8. Айыы - рядовая душа живых существ и антипод абаасы

Дорусское язычество имело дело только с духами и душами, деля их на добрых и злых. Духами иччи оно наделяло одни неодушёвленности (предметы и явления). Душой («сюр и кут») оно наделяло любые живые существа. При этом души мёртвых относило к категории абааhы, а души живых оптом именовало айыы. Короче, по той классификации душ, абааhы - душа мёртвых и айыы - душа живых. Оба типа душ являлись антиподами друг другу как сами понятия жизнь и смерть. Понятие бог и творец в той классификации отсутствовало, ибо местная первобытность ещё не дозрела до создания подобных социально классовых понятий диктаторства.

К тому же у дорусского язычества и понятия не было о том, чтобы живые существа были созданы неполовым неестественным способом. Так, в легендах о Небесном Лыжнике и Эллэе оба северных Адама закладывают первооснову человечества естественным половым способом размножения, а не божественным сотворением. Сами же северные Адам и Ева (Эллэй и дочь Земли) выставлены не сотворенными кем-нибудь, а жившими сами по себе в никем несотворенной природе. Даже при позднем вмешательстве православия якутское язычество не признает, внеполовое сотворение, перекладывая души умерших в чрево будущей матери перед её половым зачатием. Короче, та перекладка души - не сотворение, а простая передача биологического генофонда.

Как видите, дорусскому язычеству Якутии - детищу первобытного бесклассового общества, чужды понятия о диктаторских божествах и всевозможных сотворениях. Та первобытность не признавала ничего, кроме естественного саморазвития природы и ее составных. Таким образом, дорусские айыы якутов не имели ничего общего ни с богами, ни с божественностью, ни с неестественными сотворениями. Айыы того времени были рядовыми символами рядовой души ещё не умершего любого живого существа, здравствующего под солнцем в дневном световом времени. Следовательно, и Солнце не было ни богом, ни творцом, а только указателем, т.е. указателем того, что данное существо ещё живое. Короче, упоминание о Солнце, солнечном свете и светлости времени указывало не на божественность, а только нагляднее подчеркивало то, что речь идет не о душе мертвеца, а о живой душе здравствующего существа. Если абааЬы указывало на мёртвость, то айыы выпячивало здравствование и жизнеспособность. Вот почему выражения «айыы о5ото», «кун айыы киhитэ» применялись ко всем живым существам от человека до тв… Продолжение »